Оставив горящий светильник в кладовой, я через боковую стену вошёл в опочивальню посадника. Пошарил по карманам одежды и почти сразу нашёл связку ключей. Матерь Божья! Вот это ключи! Ключ от сейфа в три раза меньше, каждый ключ чуть не полкило, а связка – килограмма два.
Прошёл к кладовую, попробовал один ключ, другой, замок щёлкнул, и дужка откинулась. Я поднял крышку; весь сундук был забит золотыми – турецкие, греческие, итальянские, французские монеты тускло поблескивали. Нет, мне их не надо. Я закрыл сундук, запер замок.
Открыл второй – то, что мне надо. Сундук был наполовину заполнен гривнами, вперемежку киевскими и новгородскими. Их я уже научился различать – киевские поменьше и кривые, новгородские почти в два раза больше и прямые, бруском. Так, какие же взять, наверное, киевские, мы же в Киеве. Я сунул в карман две гривны.
Запер сундук, прошёл в комнату посадника. Тот храпел так, что дребезжали слюдяные окна. Сунул ключи на прежнее место. Всё, можно уходить. И тут я чуть не влип. Не зря говорят – спешка до добра не доводит. Чтобы осмотреться, высунул голову в коридор и почти прямо перед собой увидел усатое лицо. От неожиданности человек выронил светильник и заорал. Как не вовремя он мне попался! Я убрал голову назад. Человек орал благим матом. Надо срочно прятаться – если посадник или его жена проснутся, мне каюк, никакого суда не будет: мне, как татю, пойманному на месте преступления, саблей снесут голову. Не думая долго, через стену прошёл к няньке, а от неё – в детскую. Надо быстро убираться из дома.
Я осторожно выглянул в коридор. Разбуженный посадник стоял возле мужика.
– Ты что блажишь, Никола? Весь дом перебудил, ночь на дворе.
– Здесь из стены голова вылезла, – мужик показал рукой на стену.
Посадник принюхался к слуге.
– Ты сколько сегодня выпил?
Мужик стушевался.
– Меру знать надобно, вот я тебя батогами на дворе да при девках поучу завтра! Спать не дал, стервец, а такой знатный сон был. Сгинь с глаз моих!
Мужик рванул по лестнице вниз, стал кому-то жаловаться.
Немного подождав, спустился по лестнице и я, и тут же просочился сквозь стену. Надо убираться отсюда подобру-поздорову.
Когда я пришёл на постоялый двор, темнота стала сереть, знать, рассвет близко. Только раздевшись, рухнул на полати. Хлопцы мои спали мёртвым сном, хоть выноси самих.
Утром меня разбудило покашливание. Сотоварищи мои стояли у полатей и смущённо переглядывались.
– Просыпаться пора, Юрий! Полдень уже.
– Я всю ночь делами занимался, хоть бы выспаться дали.
– А Сергей?
Да, Сергея надо было выручать. Встал, оделся. Оба смотрели на меня как нашкодившие собачонки.
– Нашёл?
Я сделал непонимающий вид.
– Чего нашёл?
– Да гривны, будь они неладны.
– Нашёл, сейчас поем чего-нито, да и пойдём Сергея выручать.
Мы спустились в зал, быстро перекусили квасом и пряженцами и направились к тюрьме. У входа толпился народ. Кто-то принёс передачу, кто-то ждал известий о своих родственниках. Мы дождались своей очереди, я назвал имя Сергея и вытащил из калиты гривны. Тюремщик кликнул старшего, тот осмотрел гривны, клейма, долго водил заскорузлым пальцем по спискам и кивнул головой, – выпускай.
Гремя ключами, надзиратель ушёл по коридору, и через несколько минут к нам вывели Сергея. Он немного спал с лица, был бледноват, но держался молодцом. Одежда его была грязной, как же, на грязной соломе спал, да и припахивал изрядно.
Мы обняли его, но Сергей отстранился:
– Не стоит, вшей нахватаетесь.
Для начала мы отправились на торг, купили ему новую рубашку и штаны и пошли на постоялый двор. Здесь по моей просьбе уже натопили баню, и Сергей прямиком отправился туда. Его одежду мы тут же кинули в огонь – не хватало ещё нам обзавестись насекомыми.
Когда собрат наш, чистый и одетый в новые одежды, вышел из бани, мы ждали его в трапезной; на столе стояла обильная пища – жареный молодой поросенок, курица с лапшой, тушёные овощи, жареный в сметане карп и, конечно же, вино. Я решил отметить вызволение из узилища нашего товарища. Мы выпили по кубку вина и, едва поставив кубок на стол, я от всей души врезал Сергею в ухо. Тот кубарем полетел со скамьи. Кирилл и Алексей перестали жевать и с удивлением уставились на меня. Сергей встал, обиженно потирая левое ухо.
– Догадываешься, за что?
– Догадываюсь.
– Из-за тебя мы потеряли три дня, две гривны, я потратил кучу нервов.
– Кучу чего?
Я махнул рукой – садись. Разлили по второй, крымское вино было неплохим. Выпили по второму кубку, Сергей опасливо отодвинулся от меня к краю стола.
– Чтобы больше никто и никогда не попадал в такие ситуации. Зачесались руки – уйди, не ищи приключений. В следующий раз будете умнее, это всех касается.
– Ладно, атаман, поняли мы всё, прости.
– Как ты меня назвал?
– Атаман, а что?
– Какой из меня атаман?
– Так ведь ты же у нас предводитель, вроде батьки, атаман и есть.
Пусть будет атаман, хотя в моём понятии атаман – что-то вроде батьки Махно или предводителя разбойничьей шайки.
Прозвища в этом мире давали часто и довольно меткие, не в бровь, а в глаз.
Вечер мы провели за столом, за обильной едой и разговорами. Первый кувшин вина стал и последним, завтра в дорогу, и я не хотел, чтобы мои хлопцы имели скверный вид и тяжёлое самочувствие.
Когда уже ложились спать, Сергей спросил:
– Юра, а как тебе удалось пройти в тюрьму?
– Деньги тюремщикам дал – вот и прошёл, – соврал я.
Утром я с Алексеем отправился на пристань. Надо было искать попутные корабли. Но полдня ушло в напрасных поисках. На север уже никто плыть не хотел, боялись ледостава. Нанять целиком корабль, даже небольшой – не было денег. А попутные … В общем, не было попутных.