Защитник Отечества - Страница 79

Я обежал здание, просунул голову сквозь стену. Среди опричников нашёлся организатор, зажгли пару факелов, от них и через оконца было в избе относительно светло. Все сгрудились около убитых, не понимая – кто их убил. Внутри ведь все свои. Высокий костлявый мужик – видимо, старший – это тоже понял. Он с факелом осмотрел своих: все лица знакомые, чужих не видно.

– Робяты, здесь где-то он, уйти не мог, двери заперты. Обыщите все, каждый угол, под каждую лавку загляните!

Пора уходить, тихо, не прощаясь, по-английски. Но вы не расстраивайтесь, ребята, я ещё вернусь, совсем скоро. Я прошёл сквозь стену. За забором раздавались крики, собирались соседи с вёдрами, топорами. Пожар в деревянном городе – страшное дело, и тушить его собирались со всех ближних домов и даже соседних улиц. Но этот пожар никто не торопился тушить – памятуя сегодняшние события на площади, посматривали только, чтобы огонь не перекинулся на забор, а с него – на соседние постройки. Ну и славно. Вот только оборонять переднюю часть, с дверью, теперь будет сложнее, на виду-то.

Начало заволакивать дымом – это мне на руку. За дымом я прошёл сквозь переднюю стену, к своему удивлению увидев перед собой трёх опричников, среди них – старшего, высокого и костлявого. У опричников от удивления поотвисали челюсти и выпучились глаза. Сориентировавшись, я решил нагнать страху и заорал:

– Дьявол меня послал за вашими грешными душами! Гореть вам в огне на земле и на небе! Отвернулся Всевышний от вас за грехи!

Опричники бросили оружие, как по команде, упали на колени и стали креститься, приговаривая:

– Чур меня, чур! Изыди, дьявол!

Я страшно завыл – так, что у самого мурашки по коже побежали, подскочил к ним и стал срубать головы, как кочаны капусты. Никто не сделал даже попытки защищаться. Дым вовсю проникал уже в избу, но слуги государевы не думали о достойном отпоре – каждый искал выход из опасной ситуации.

К двери уже не ломились, видя кучу трупов перед нею. Несколько человек секирой пытались расширить окно в избе. Да только секира – не плотницкий топор, кроме того – избу делали из дуба, всерьёз. Флаг вам в руки, мужики. Задохнётесь раньше, чем что-то получится.

Из клубов дыма выбегали кашляющие люди, и я их рубил без жалости. Недобитые, раненые отползали от меня к глухой стене. Раздавались крики, суета и паника охватили всех.

Я двинулся по центру – слева и справа были лежанки для опричников. Наткнувшись в дыму на противника, колол, резал, рубил. Дышать стало трудно, я сам стал кашлять – пора уходить, отравлюсь. Я решил выходить через переднюю стену, до противоположной – далеко, в дыму найдётся ещё какой-нибудь смельчак с сабелькой, ударит чужака в бок, а на мне кольчуги нет.

Вышел и чуть не поплатился. Ко мне подскочил мужик с оглоблей и замахнулся:

– Умри, бисово отродье!

– Стой, ты что, обознался? Я же свой!

Мужик вгляделся, заулыбался:

– Так это ж ты на площади…

Я прикрыл его рот рукой:

– Не надо об этом.

Мужик опустил оглоблю:

– Извиняй, не узнал в дыму. Ты как здесь?

– Да как и ты!

– Пожар – не твоих ли рук дело?

– Бог их наказал, не я.

Мужик ухмыльнулся и исчез в дыму. В дверь больше не ломились, и я отбежал. Жар становился нестерпимым, занялась крыша, угольки стали долетать до забора, и толпа зевак кинулась заливать водой забор и стоящие за ним постройки, понимая, что нельзя дать огню перекинуться на другие дома, тогда – катастрофа городского масштаба.

Крики из избы стихли, всё – можно уходить, не стоит светиться.

С чувством выполненного долга вернулся домой, умылся из бочки, что стояла на заднем дворе, прошёл в дом, поднялся в спальню, разделся в потёмках и нырнул в постель, под бочок к спящей Дарье.

Утром меня разбудил Авдей. Даша уже встала и теперь выглядывала из-за плеча купца.

– У нас деловой разговор, – молвил Авдей, и Дарья ушла.

Купец закрыл дверь, уселся на лавке.

– Новости слышал?

– Когда бы я успел, ты же сам меня разбудил?

Купец подозрительно на меня посмотрел, поднялся, подошёл к моей одежде, поднял, понюхал: – Дымом пахнет!

– И что?

– А то, пожар ночью случился, воинская изба сгорела, дотла, хорошо – на другие дома не перекинулось. И людишки в ней, которые с наместником из Москвы пришли, тоже сгорели, все.

– Ай-яй-яй! Беда какая!

– Юра! Ты меня за дурака держишь? Я как узнал утречком о пожаре, туда сходил.

– Я спал, я ни при чём.

– Знаешь, какое интересное дело – не все задохнулись или сгорели.

Меня пробил пот:

– Что, живые есть?

– А что ты так забеспокоился? Нет, живых нет, да только дозорные, что рядом с избой были – не сгорели, все убиты были; выходит, пожар – не случайность.

– Ужас какой! Беда, ох, беда.

– Хватит придуриваться, ежели твоих рук дело – скажи.

– Тебе от моих слов легче будет?

– Не увиливай.

– Да, моих рук это дело, не могу смотреть, как над людьми безвинными всякая погань измывается. Вчера на площади служанку мою вместе с другими жителями под саблей держали. Знаешь, что они удумали? Утопить всех в Волхове!

Купец перекрестился:

– Значит, и на площади ты был?!

– Я.

– Вот я и чувствую – рука знакомая. У меня на площади дочка была, тоже могла в Волхове оказаться. Домой прибежала – от страха трясётся вся, когда отпоили – рассказала, как было. Я на тебя сразу подумал, хотел сегодня придти, предупредить, что узнали тебя многие. У меня в лесу заимка есть, хотел предложить на время туда перебраться, да тут – пожар, не осталось никого из опричников, некому ловить. От всего народа поклон и благодарность тебе, суровый ты мужик и воин справный.