Защитник Отечества - Страница 11

Перехватив топор поудобнее, я хэкнул от напряжения и всадил татарину в грудь. Лезвие вошло по самое топорище, и враг стал заваливаться назад. Чёрт, лезвие вошло настолько глубоко, что татарин падал вместе с топором. Лишь когда он свалился, я смог вытащить топор из тела, да и то, упершись ногой.

За подводой что-то визгливо кричали на татарском, из-за телеги и лошади выбежали трое пеших татар. На лошади здесь было просто не повернуться.

Против троих с неповоротливым топором и без щита и кольчуги было не устоять. Даже не имея здешнего боевого опыта, это было понятно.

Чтобы не получить саблю в спину, я бросился к избе. Дверь была заперта, я прижался спиной к стене. Всё равно они не смогут все трое напасть спереди, только мешать друг другу будут, а против двоих шанс ещё есть, рукоять боевого топора длинная, значительно длиннее сабельного лезвия. Продержаться бы. А до чего продержаться, кто знает, что татары здесь и кто придёт на помощь? Да и что это за татары? То ли передовой разъезд более крупной группы, то ли весь десяток, что первоначально въезжал в деревню, был с Дикого поля: пограбить да рабов новых захватить, пройдя лесными тропами. От десятка пяток остался, но для одного меня много, ещё бы хоть одного бойца.

Татары обступили меня полукругом. Потные, усатые, узкоглазые азиатские лица. В глазах – ярость и бешенство. Я понял, что биться придётся насмерть. Гибели своих сотоварищей мне не простят.

За спинами татар раздался повелительный окрик, татары расступились. Шагах в десяти от меня стоял ещё один татарин, похоже, их командир, в богатом халате, в железном шлеме-мисюрке, но самое отвратительное – в руке он держал лук. Конечно, чего жизнями сородичей рисковать, когда меня, как жука, можно пришпилить стрелой к стене.

В это мгновение из-за угла избы вылетел здоровенный мужик с вилами в руках и с воплем всадил их ближайшему татарину в спину; татарин не видел мужика, стоял лицом ко мне, за что и поплатился, завалившись телом вперёд. Но и мужик недолго прожил. Татарский начальник пустил стрелу, и мужик, выронив вилы, упал со стрелой в груди. Татарин мгновенно выхватил из колчана еще одну стрелу и положил на лук.

Сейчас моя очередь умирать, понял я. Вжался спиной в стену, неожиданно почувствовал, что стена упруго поддаётся, как густой холодец; ещё чуть нажал и, внезапно для себя, упал на спину, но уже в избе. В это же мгновение услышал стук стрелы в брёвна стены, крик татар:

– Урус! Шайтан!

Чудо какое-то. Я поднялся, ощупал стену – брёвна как брёвна, никакого изъяна.

Размышлять о происшедшем было некогда. Надо спасать жизнь. На печке сидела испуганная крестьянка, прижимая к себе белобрысого сопливого мальчугана, под полати забился Изя, торчали лишь ноги, подрагивавшие от испуга.

Я огляделся – оконца маленькие, взрослому не пролезть, единственно, могут сорвать с оконца бычий пузырь и перестрелять из лука. Я встал сбоку от окна, от греха подальше. В голове что-то перемкнуло, и я неожиданно спросил:

– Изя, а что такое арбан?

Из-под полатей раздался приглушённый матрасом Изин голос:

– Десяток татарский.

Что же делать? В голову лезли разные мысли, но ничего путного. Снаружи раздался голос одного из татар на плохом русском:

– Выходи, чичаза изба жечь будима, кто выходит – плен, убиват нэ будим.

Все в избе притихли. Но вскоре запахло дымом, затрещала от огня соломенная крыша.

Баба с мальчуганом шустро спрыгнула с печи, подбежала к двери и вытащила деревянный запор. Через проём было видно, как её быстро связали и подтолкнули к нашим телегам. Изя тоже не стал искушать судьбу: быстро перебирая руками, выбрался из-под полатей и засеменил к выходу. Двое татар тут же верёвкой стянули сзади руки.

Что делать? Идти сдаваться? Но я уже наслышался о тяжкой судьбе попавших в плен. У Изи полно сородичей, его могут выкупить, что часто и происходило, но кто выкупит меня? Родственников нет, у Дарьи денег нет, да и будет ли она беспокоиться обо мне? Кто я ей? Так, переспали несколько раз, но ведь не родня, не жена. Женщина приятная, помог я ей немного встать на ноги с мелким, но доходным делом, но! Даже в более благоприятных обстоятельствах меня предавали близкие люди, та же жена, например. Поэтому я не обольщался чужой помощью.

Так, решать надо быстро, изба наполняется дымом, времени немного. В голове засвербила мысль – я прошёл сюда сквозь стену, пока не разобрался, как; а нельзя ли таким же образом выйти? Окна и дверь только спереди, их стерегут татары, может быть, попробовать через заднюю глухую стену?

Я засунул свой топор-клевец за пояс, подхватил в обе руки Изины сумы, не оставлять же их татарам? – и подошёл к стене. На мгновение остановился в нерешительности. Сумасшедший дом просто, скажи кому – не поверят.

Я решился, двинулся на стену, наткнулся на брёвна, поднажал. Тело стало погружаться, как в густой кисель. Голова прошла наружу, я покрутил ею, оглядываясь. Никого – ни татар, ни селян. Да и откуда взяться селянам? Отважные убиты, шустрые уже в лесу, а нерасторопные пленены татарами и связаны. Татары же, наверняка, успели осмотреть дом, убедились, что окон и дверей нет, чего же здесь стоять?

С некоторым усилием я прошёл через стену, пригнувшись, бросился в близкие кусты малинника. Чёрт, как царапает! Найдя небольшую ямку, сложил туда обе сумы – не бегать же с ними, очень уж тяжелые; ладонями нагрёб земли и присыпал. Не забыть бы теперь место. У дороги раздавались крики, женский и детский плач.

Через какое-то время, обшарив все три избы, татары погрузили узлы с добычей на обе Изины телеги и тронулись в обратную дорогу. Связанные пленники понуро брели за телегами, женщины оглядывались – удастся ли им вернуться в отчие дома?